Через три минуты врач ведет меня в палату, на ходу говорит:

- Пожалуйста, не надолго. Он быстро устает. И вообще режим, понимаете?..

Больной не в постели, а за столом. И стол, и кровать завалены книгами, исписанными листами бумаги. Но со стула поднимается осторожно и смотрит на врача. Тот укоризненно вздыхает и без слов уходит.

Мы знакомимся, садимся рядом. Яков Иванович вопросительно приподымает бровь, ждет. У него желтоватое лицо, взгляд острый, седая голова и густые, зачесанные кверху брови, левая темней, а правая уже белая. Что-то в нем сходное с актером Бабочкиным, скорее всего подвижность лица, озаренность мыслью.

- Не удивляйтесь, - говорит Яков Иванович, показывая на заваленный стол. - Завершаю книгу. Тороплюсь. В этом возрасте все мы торопимся.

- Виноград?

- Представьте себе, нет. Как ни парадоксально для селекционера по призванию. На этот раз об эрозии почв, о плодородии пашни. Да, о самом главном. Виноградники ведь тоже не на всякой земле могут расти.

Темные глаза его загораются. Профессору приятно, что именно эта проблема и привела меня сюда. И он сразу начинает говорить о почвах юга - без предисловий и экскурсов в прошлое.

- Все совершенно правильно, - говорит он, отвечая на мой вопрос. - Плодородие теснее всего связано с полным использованием той воды, что выделяет нам природа. Не вода со стороны, не искусственный полив, который только на короткое время может изменить водный баланс на малой площади, а высокое мастерство использовать всю природой выделенную влагу и не потерять впустую ни одного ведра! Лесополосы? Да, конечно. И гуще, чем, скажем, на Кубани, где полосы стоят друг от друга на добрый километр. Пары и многолетние травы? Да! Это известно каждому крестьянину. Поверхностные, а не глубокие обработки. Конечно, и они хранят воду. Обо всем этом, что сегодня принято называть новым словом в агрономии, писали еще Сибирцев и Измаильский. Элемент агротехники, несколько подзабытый. В нем есть и пробелы. Дело в том, что наши черноземы не на плоской равнине лежат, а на холмистой, вы сами знаете. И подстилаются водопроницаемым лёссом. Вот и проблема: как уберечь воду от поверхностного стока по склону? Как при этом избежать смыва мелких частиц почвы, просачивания воды в овраги, балки, которым уже несть числа? Вы не были у нас в институте? - И взгляд из-под приподнятых бровей.

- Не успел.

- Тогда верьте на слово. Не поля, а океанские волны при шторме. Потом, как приедете, покажу на месте. И первое, что вы увидите: наши лесополосы посажены не вдоль и поперек полей, а строго по горизонталям поверхности. Строго! От этого поля фигурные, работать машинами на них трудней и менее производительней, чем по длиннику, но зато смыв и сток резко сокращаются. Растения получают дополнительно около двадцати процентов воды. Извольте посмотреть вот на это фото. Да, перед лесополосой в верхней части устроена канава. В нее заложена солома или палый лист. Этот дренаж-накопитель прикрыт землей. Вся вода, что просочилась в канаву, расходуется деревьями и ближними кустами винограда. Если посмотреть на поля института сверху, с самолета, геометрии не отыщете. Кривые линии, поля и лесополосы причудливо изогнуты, они копируют склоны. И более густые, чем принято. Лесная полоса с накопителем создает благоприятный микроклимат на сто - сто тридцать метров вокруг себя. Не больше. Но и это хорошо.

- Вы писали о своем опыте?

- Не раз. Однако даже книга "Улучшение среды и свойства растений" не удостоилась широкого отклика. А ведь сегодня во всем мире подходят именно к такому методу. Если угодно, это проблема будущего: контурное землепользование, а не по ниточкам, не по геометрии.

Щеки Потапенко зарумянились. Он глубоко вздохнул. И я стал рассказывать о том, что видел - о поверхностном стоке воды и о размывах там, где побывал за последние годы. Яков Иванович слушал, призакрыв глаза. Только тихо кивал, соглашаясь, - как это плохо, когда степь оголена и беззащитна перед стихиями.

Потом уже без напора спокойно заметил:

- Ведь я с малых лет вижу эти проклятые размывы, снос мелкозема и утрату воды там, где ее и без того мало. Родился и жил на Ставропольщине. Там бугор на бугре. Но мой отец уже тогда сажал сады и виноградники не квадратными клеточками, как все делают, а с учетом рельефа. К нему ездили смотреть и учиться.

- Кстати, тираж вашей книги?

- Две тысячи экземпляров. - И мы оба невесело рассмеялись.

- Институту нашему прирезали полтысячи гектаров земли в двадцати километрах от города. Сухая балочная степь. Мы сеяли пшеницу и одновременно вели влагозадерживающие работы. Первые урожаи были в 20-23 центнера, чуть выше среднеобластной. Через три года на склоне в четыре градуса - серьезный сток для воды, не правда ли? - получили урожай "Безостой" пшеницы в 43 центнера, а на пробной площади, где закончили лесозащитные работы, - все 56 центнеров! Под защитой контурных лесополос получаем постоянно по 40 центнеров, тогда как на открытых полях - те же 23-25, никак не больше. Вода лимитирует.

Вошла няня, принесла обед, скомандовала:

- Ну-ка, эти бумажки со стола! Наговорились, поди-ка. Ешьте, пока горячее.- Вы нам чайку, чайку, - заговорщицки сказал Потапенко. - А бумаги, конечно, уберу. Больница есть больница. Понимаю. На чем мы остановились? Да, о "магазинах влаги" возле лесополос. Надо заметить, что приживаемость лесополос всегда лучше в периоды цикличной увлажненности. В сухой год деревья приживаются плохо, засыхают целые полосы. И все сначала. А вот при канавах с "магазином" влаги, да со степным "войлоком" после трав - всегда хорошо! Степь выглядит молодой как в старину. Ростовская область - центр сельскохозяйственной России, мы во всем пример обязаны показывать. Как Бараев на восточной целине.

И умолк, потому что вошел врач, выразительно посмотрел на меня и, ничего не сказав, вышел. Я поднялся. Да, заговорились...Но на другой день встретились еще раз. И Потапенко рассказал, что с Александром Ивановичем Бараевым он знаком давно, друзья, вместе думали о плоскорезах вместо плугов, о полосном посеве в степях, о кулисах из однолетних трав, чтобы гасить суховеи и пыльные бури, пока они не набрали силу.

Какая энергия при его нездоровье и возрасте! Я что-то сказал и об этом. Вскинулся, усмехнулся.

- У Вольтера на этот счет есть мудрая мысль. "Старость - зима для невежд, жатва для ученых". Вот так-то.

Мы расстались, уговорившись встретиться еще раз уже в институте.

Встреча - увы! - не состоялась. Менее чем через год Яков Иванович скончался.

Он был одним из выдающихся знатоков чернозема, радетелем степной экологии. Дважды лауреат Государственной премии, пять орденов, полтораста печатных трудов. И прекрасный селекционер по винограду, создавший вместе с женой, доктором сельскохозяйственных наук Еленой Ивановной Захаровой, несколько выдающихся сортов винограда для донской земли.

Друг Потапенко Александр Иванович Бараев, первый агроном восточной целины, перенес немало огорчений, прежде чем убедил целинников в необходимости защищать распаханные черноземы полосами трав и стерней, которые надо оставлять нетронутыми на зиму. Значит, не пахать поле осенью, отменить привычную зябь? Или делать мелкую обработку почвы, не переворачивая при пахоте пласта? Но чем делать такую вспашку? И тогда Бараев вспомнил о плоскорезах, которые видел в Канаде. Он сконструировал собственные плоскорезы, а затем и орудия сева к плоскорезам: игольчатые бороны, культиваторы, особые сеялки - словом, набор новых орудий для щадящей обработки целины, превращенной в пашню. И все это в атмосфере недоверия консервативных партийных деятелей, даже крупных специалистов.

Бараев все же настоял на своем, сохранив для будущего распаханные черноземы, которые едва не улетели в виде пыли в дальние края, когда сильные ветры проносились над степями, захватывая по пути распыленный верхний слой почвы.

Теперь за Уралом и не мыслят иной обработки, чем по Бараеву. Заметно приутихли страшные пыльные бури, спокойней стало жить в степях, а урожайность поднялась.

Вот что может сделать даже один человек, твердо убежденный в правоте научного мышления!

В 1985 году в Шортанды, где институт, возглавляемый Бараевым, приехали члены Политбюро ЦК КПСС для ознакомления с новой агротехникой обработки, одобрили все начинания Бараева. Так появилась и прижилась щадящая обработка земли на широких просторах - без традиционной пахоты, без иссушения пахотного слоя.

Но Бараев был уже тяжело болен. Он не выдержал перегрузок, споров с оппонентами всех рангов. Успех его дела не восстановил ему здоровья. Бараев ненадолго пережил своего друга Якова Ивановича Потапенко...

Эти два славных ученых сделали, кажется, все, чтобы новые методы обработки степных почв, спасающих пашни от ветровой и водной эрозии, стали явлением, пригодным не только для целинной земли, но и для черноземов в Европейской части СССР. По-докучаевски.

Будем помнить их имена.