Когда шагаешь по траве. стр 8
   Глины и пески с признака и погибшей почвы, с камнями и пылью покрыли пространства великой равнины. Унылое, вероятно, зрелище представляла собой освобожденная от плена Земля. Если что и оживляло голые ландшафты, так это вода. Стремительная и бескрайняя.

Представим себе слой воды в километр над Землей! Она залила все низкие места, пропитала, промыла все пески и глины. Она текла повсюду, где только находила уклон. Вода размывала и сортировала наносы, отыскивала древние русла, промывала новые и мчалась, бежала к ближним северным и южным морям. Кажется, как раз в ту пору нынешнее Каспийское море доходило на севере до Саратова и заливало все Предкавказье.

Вода вместе с ветром строила послеледниковый рельеф, не очень считаясь с приметами старого. Все на равнине перемещалось, сдвигалось и плыло вместе с водой. Окончательно сформировались нынешние возвышенности, появились морены, холмы. Реки потекли по изгибам низин, огибая холмы. Это так характерно, скажем, для реки Оки, которая изворачивается на всем своем пути к Волге, как никакая другая. И все-таки Земля постепенно обретала долгожданный покой.

Очистилось небо. Потоки солнечного тепла согревали теперь саму Землю, на поверхности которой почти не было почвы. Однако уже вскоре из глины и песков, как по волшебству, стали проглядывать зеленые листочки. Ветры и птицы, потом вода и животные приносили на голые грунты пыльцу споровых растений из более южных широт. Тем же путем появились семена хвойных пород - ели, сосны, лиственницы, затем лиственных - березы, ольхи, костянки кустовых ягод. Какое-то, пусть очень небольшое, количество пищи для растений находилось и в перемытых грунтах. Семена прорастали, крепли их стебли. Равнина стала зеленеть. Совсем как в сказке ее окропили сперва мертвой, а потом и живой водой. Такие сказки - уже в книгах - можно посчитать поэтическим отражением минувших событий на родной Земле.

    Послеледниковый период сменился бореальным, с северными ветрами, и атлантическим периодами - каждый со своим климатом.

Тогда возникло уже новое сообщество растений. Новые условия жизни - климат, влага, нарождающиеся почвы, освещенность - определяли для каждого вида зеленого царства свое, как говорится, место.

Севернее, а местами и южнее шестидесятой параллели загустели хвойные леса - то, что мы называем тайгой с преимущественным положением ели. В средней полосе России негусто расселились другие, так называемые смешанные леса, где царствовал дуб. Все редколесья здесь заняли многоцветные луговые сообщества, а по берегам рек зашелестели густые злаковые и бобовые травы, пищу которым приносила во время паводков река. Весенняя вода всегда богата наилком, в котором достаточно элементов питания.

Похожий процесс обновления природы шел и в Западной Европе, где ледники добирались с севера почти до Карпат и до Альпийских хребтов. Освобожденная ото льдов Сибирь отдышалась и едва ли не целиком укуталась в шубу из густых лесов. Здесь ель, сосна, кедр, береза, а севернее и даурская лиственница составили особое сообщество, выдержавшее проверку временем. Южнее этих лесов раскинулись травяные степи, местами с ленточными борами, уходящими по песчаным грядам далеко на юг.

Южная часть Русской равнины - от нынешней границы с Венгрией и далеко на восток, до предгорьев Урала, а в азиатской части - от верховий реки Урал, где сегодня город Барнаул, - вся эта громада Земли, куда ледник, кажется, не добирался, но все-таки выстудил за тысячелетия, зажила после погодной перемены в атлантическом периоде довольно активной жизнью. Здесь по югу еще до нашествия льдов и холодного их дыхания образовалась глубокая и плодородная почва. Трудно сказать, как жила она и жила ли? Это была старая, доледниковая почва, которую создали степные травы, прежде всего, ковыль, способный жить в самых разных условиях природы. Продолжительное время холодов и сумрака, конечно, сказалось и на этих старых почвах, если не умертвило их.

Когда над южными степями потеплело, первыми ожили травы. Весь юг Европейской России и Сибири опять покрылся зеленой травой. Богатство и разнообразие трав можно только предполагать. Они ежегодно выбрасывали сильные облиственные стебли и в метр, и в два метра. Буйство зелени могло ограничиваться только в очень сухие годы, а их после вытаивания ледников случалось, надо полагать, не так уж и много. Воды хватало и в небе, и на Земле.

Вскоре сюда стали мигрировать животные с юга, прежде всего травоядные. Для них степь с островами из дубового и смешанного леса была сущим раем. Они жили и размножались во множестве, умирали и тоже, как осенняя трава, ложились в землю, становились землей.

Леса, что стояли севернее степей, все больше совершенствовались и густели. Деревья, по сравнению с травами, не привередливы, могут довольствоваться малым. Минеральную пищу им поставлял мелкозем, перемешанный с растительным опадом - листьями, хвоей, ветками. Зеленая листва и хвоя, наполненные хлорофиллом - этим удивительным, до сих пор не до конца разгаданным веществом, - создавали органическую часть почвы. Лаборатория зеленого листа работала безотказно. Был бы только солнечный свет, этот источник энергии и начало всех начал на Земле.Досадный антракт, так жестоко умертвивший жизнь на большой части планеты, закончился. Засияло солнце, жизнь с новой силой разливалась по всей планете и, как губка, впитывала лучистую энергию, превращая ее в живое вещество, которое уже в наше время получило название почвы.

Вместе с растительным и животным миром, с реками и озерами, с почвами и микрофлорой в ней, поверхностный слой Земли снова и с полным правом вошел в понятие биосферы, то есть сферы жизни (от греческого слова биос - жизнь).

Это слово будет часто повторяться на страницах книги.

Кладовая добра - гумус.

История показывает, что духовное первенство, культурное руководство
принадлежит тому народу, который сумел связать наибольшее количество
солнечной энергии на единицу площади своих полей.

В. Р. Вильямс

   
Явления и предметы, которые рассеяны вокруг нас в малом или незаметном количестве, почти всегда вызывают у мыслящих людей повышенный интерес. Любую редкость - будь то красивый минерал, драгоценный металл, окаменевшие кости, старинные постройки или оружие - мы можем рассматривать долго и с живейшим интересом, спорить и строить всяческие гипотезы на их счет. Можем писать о находках статьи и книги, чтобы высказать свое мнение и привлечь внимание читателей. Это так естественно для века всеобщего образования.

Все другие явления и физические тела в окружающем мире, которые ежечасно перед глазами, принимаются нами проще, как должное и привычное, не требующее изучения. Эти явления вроде бы и существуют только для нашей потребности. Они создают приятный уют, в минуты созерцания радуют наш глаз - будь это куст цветущего жасмина, картины солнечного заката или величавой сосны на опушке леса, откуда начинается хлебное поле. Все полезное привычно. Почти все привычное - полезно для души и тела. Тоже естественное ощущение.

Мы шагаем по траве. Босые ноги ощущают холодок свежего и немного влажного дерна. Приятно, свежо, радостно. Настроение хоть куда! Это ликование души, счастливые минуты жизни.

Мы останавливаемся на лугу, давая путь тяжелому трактору. Он движется, натужно грохоча, за ним остается глубокая канава. Мелиоратор. Ох, какой могучий, как он разворачивает луг, землю - до самой воды! И с уважением провожаем тяжелую махину, чтобы вскоре забыть о ней и с криками, с визгом перебежать по холодной и мокрой земле на ту сторону канавы. Ни у кого в те минуты не возникнет мысли: а не худо ли земле с травой, когда вот так давят ее и разворачивают? Ведь мы уже знаем, что земля полна жизни, она - родящая. И травы живые. Не лучше ли обращаться с ними полегче, поосторожнее, как с любым живым?

Может быть, и редко, но мы видим, как пилят лес или одно какое-нибудь дерево около дома. Видим, что высокая сосна, вроде той, которой только что любовались, дрогнув вершиной, вдруг валится на землю, ломая ветки и соседний подрост. Теперь, когда красивое дерево лежит на земле, мы молчаливо подходим ближе. А лесоруб уже опиливает ветки, оголяя ствол. И красота природная превращается в хлыст, в бревно. И в душу заползает какая-то пустота...

Вот тут и приходят на память некрасовские строчки:

Плакала Саша, как лес вырубали,
Ей и теперь его жалко до слез...


Яндекс.Метрика